Первой казнённой считается слониха Топси. Её привезли в США в 1874 году в 6-летнем возрасте по заказу одного цирка из Пенсильвании. Но в 1902 году у Топси неожиданно "изменился характер" - она стала агрессивной. Несколько раз и зрителям, и персоналу цирка приходилось убегать от разъярённой слонихи. Наконец, на одном представлении в Нью-Йорке задавила насмерть 3-х человек, и за это была приговорена судом к смертной казни через повешение.

Однако тогдашние защитники животных начали протестовать против такого варварского способа умерщвления. И тут на сцене возникает великий изобретатель Эдисон. Он, тогда как раз носился с идеей широкого внедрения в жизнь электрического стула. Для Эдисона настал момент наконец-то продемонстрировать изобретённый им гуманный способ ухода на тот свет.

Судья изменяет способ казни с повешения на электричество.

И вот в воскресенье 4 января 1903 в Луна-парке Кони-Айленда собралось около 2000 зрителей (желающих посмотреть на казнь было около 15.000 человек, но власти решили всё же провести её в узком кругу, опасаясь за порядок в парке).

На шею слона привязали трос, один конец которого был прикреплен к вспомогательному двигателю, а другой – к столбу. К её стопам были присоединены деревянные сандалии с прослойкой из меди, выполнявшие функции электродов. Их соединили через медный провод с генератором одной из электрических станций Эдисона. Был подан ток напряжением в 6600 вольт. Слон умер через 22 секунды после начала подачи тока, не издав ни звука.

Зрители были разочарованы столь скоротечной казнью, и подозревали, что слона за несколько минут до подачи тока напоили раствором цианида (один из полицейских действительно поил слониху перед казней).

Следующую казнь слона власти решили всё же провести более зрелищно. Благо совсем скоро представился случай для этого в Теннеси. Слониху (опять слониху!) по имени Большая Мэри в этом штате вообще казнили без суда (поэтому в наше время защитники животных причисляют её к жертвам суда Линча). Большая Мэри 12 сентября 1916 года задавила своего дрессировщика, а также, вырвавшись из цирка, ещё 8 случайных прохожих.

На этот раз слониху решили повесить (в традициях суда Линча). Большая Мэри (весом в 5,5 тонн) была повешена 13 сентября 1916 года на подъёмном кране. За казнью наблюдали около 5000 человек.

По одной из версий Ван Гог подарил отрезанное ухо девушке из парижского публичного дома. Отрезал он его сам или ему помог Гоген - точно не известно. Очевидно одно: он был в отчаянии, не зная что подарить.

Scold’s bridle — предмет, изобретенный в 1500–ых годах в Британии и распространившийся затем по Европе. Железная маска, плотно облегающая голову, надевалась на женщин в качестве наказания за грубую болтовню и споры. Разговаривать в ней было невозможно. Сверху прикреплялся колокольчик для привлечения внимания.

Трогательное послание Ричарда Фейнмана своей любимой, которое она никогда не прочитала.

В июне 1945 года Арлин Фейнман, супруга выдающегося американского физика Ричарда Фейнмана, скончалась от туберкулеза. Ей было 25 лет.

Ричард Фейнман был влюблен в Арлин с 13 лет. В 19 они были помолвлены. К моменту свадьбы Арлин была уже серьезно больна. Фейнман беззаветно заботился о супруге, которая умерла буквально у него на руках. Смерть любимой потрясла ученого. Фейнман впал в глубочайшую депрессию.

В октябре 1946 года, 16 месяцев спустя, Фейнман написал жене письмо и запечатал его в конверт, который вскрыли только после смерти самого ученого, спустя 43 года. Пожелтевший конверт был сильно помят и потрепан, словно его долгое время носили в кармане.

«Дорогая Арлин,

Я обожаю тебя, милая.

Я знаю, как тебе нравится это слышать, но я пишу не только для того, чтобы порадовать тебя. Я пишу потому, что это наполняет теплом все внутри меня. Я не писал тебе ужасно долго — почти два года. Но я знаю, ты ведь простишь меня, упрямого прагматика. Я думал, нет никакого смысла писать тебе.

Но теперь, моя дорогая жена, я знаю, что должен сделать то, что так долго откладывал и так часто делал в прошлом. Я хочу сказать, что люблю тебя. Я хочу любить тебя. Я всегда буду любить тебя.

Умом мне сложно понять, что значит любить тебя, после того как ты умерла, но я до сих пор хочу оберегать тебя и заботиться о тебе. И я хочу, чтобы ты любила и заботилась обо мне. Я хочу обсуждать с тобой свои проблемы. Я хочу вместе заниматься разными делами. До настоящего момента мне это и в голову не приходило. А ведь мы могли бы делать вместе очень многое: шить одежду, учить китайский, купить кинопроектор. А сейчас, я могу это сделать? Нет. Я совсем один без тебя. Ты была главным генератором идей и вдохновителем всех моих безумных приключений.

Когда ты болела, то беспокоилась, что не можешь дать мне того, в чем я нуждался, того, что тебе хотелось бы мне дать. Не стоило волноваться. В этом не было никакой нужды. Я всегда говорил тебе, что очень люблю тебя просто за то, что ты есть. И сейчас я понимаю это, как никогда. Ты уже ничего не можешь мне дать, а я люблю тебя так сильно, что никогда не смогу полюбить кого-то другого. И я хочу, чтобы так оно и было. Потому что даже мертвая, ты намного лучше всех живых.

Я знаю, ты скажешь, что я глупый, и что ты хочешь, чтобы я был счастлив, и не стоять у меня на пути. Ты, наверное, удивишься, узнав, что за эти два года у меня даже не было подружки (кроме тебя, моя дорогая). И ты ничего не можешь с этим поделать. И я не могу. Я ничего не понимаю. Я встречал многих девушек, среди них были очень даже милые, и я не хочу оставаться один, но через пару-тройку свиданий я понимал, что они для меня — пустое место. У меня есть только ты. Ты настоящая.

Моя дорогая жена, я обожаю тебя.

Я люблю свою жену. Моя жена умерла.

Рич

PS: Прости меня, пожалуйста, за то, что не отправил тебе это письмо — я не знаю твоего нового адреса»

Из книги Джеймса Глейка «Гений: жизнь и наука Ричарда Фейнмана»

(Записки волонтёра из Дома престарелых)

Они родили слишком мало детей.

“Знаете, Анечка, я сейчас так жалею, что мы тогда не родили дочке братика или сестричку. Жили мы в коммуналке, впятером в одной комнате с моими родителями. И я думала – ну куда еще одного ребенка, куда? И эта спит в углу на сундучке, потому что даже кроватку поставить негде. А потом мужу по служебной линии выделили квартиру. А потом – другую, побольше. Но возраст был уже не тот, чтобы рожать”.

“Сейчас думаю: ну вот почему я не родила даже пятерых? Ведь все было: муж хороший, надежный, добытчик, “каменная стена”. Работа была, детский сад, школа, кружки… Всех бы вырастили, подняли на ноги, в жизни устроили. А мы просто жили как все: у всех ребенок один, и у нас пусть будет один”.

“Видела, как мой муж нянчится со щенком, и подумала – а ведь это в нем нерастраченные отцовские чувства. Его любви на десятерых бы хватило, а я ему родила только одного…”

Они слишком много работали в ущерб семье.

“Работала я кладовщицей. Все время на нервах – вдруг недостачу обнаружат, на меня запишут, тогда – суд, тюрьма. А сейчас подумаю: и зачем работала? У мужа-то хороший оклад был. А просто все работали, и я тоже”.

“Тридцать лет я проработала в химической лаборатории. Уже к пятидесяти годам никакого здоровья не осталось – потеряла зубы, желудок больной, гинекология. И зачем, спрашивается? Сегодня моя пенсия – три тысячи рублей, даже на лекарства не хватит”.

В старости, оглядывая прожитую жизнь, многие просто ума не могут приложить, зачем за эту работу держались – часто неквалифицированную, непрестижную, скучную, тяжелую, низкооплачиваемую.

Они слишком мало путешествовали.

В числе лучших своих воспоминаний большинство пожилых людей называет путешествия, походы, поездки.

“Помню, как мы еще студентками поехали на Байкал. Какая же там неземная красота!”

“Мы на целый месяц отправились в круиз на теплоходе по Волге до Астрахани. Какое же это было счастье! Мы были на экскурсиях в разных исторических городах, загорали, купались. Посмотрите, я до сих пор храню фотографии!”

“На выходные мы решили поехать в Ленинград. У нас тогда машина была еще двадцать первая ”Волга”. Семь часов за рулем. Утром сели завтракать в Петродворце на берегу Финского залива. А потом заработали фонтаны!”

Они покупали слишком много ненужных вещей.

“Видите, у нас в буфете стоит немецкий фарфоровый сервиз на двенадцать персон. А мы даже никогда в жизни из него не ели-не пили. О! Давайте возьмем оттуда по чашке с блюдцем и выпьем из них чаю, наконец. И для варенья розетки выберите самые красивые”.

“Мы с ума сходили по этом вещам, покупали, доставали, старались… А ведь они даже не делают жизнь комфортнее – наоборот, они мешают. Ну зачем мы купили эту полированную “стенку”? Все детство детям испортили – “не трожь”, “не поцарапай”. А лучше бы стоял тут самый простой шкаф, из досок сколоченный, зато детям можно было бы играть, рисовать, лазать!”

“Купила на всю зарплату финские сапоги. Мы потом целый месяц питались одной картошкой, которую бабушка из деревни привезла. И зачем? Разве кто-то когда-то стал меня больше уважать, лучше ко мне относиться из-за того, что у меня сапоги финские, а у других – нет?”

Они слишком мало общались с друзьями, детьми, родителями.

“Как бы я хотела сейчас увидеть свою мамочку, поцеловать ее, поговорить с ней! А мамы уже двадцать лет нет с нами. Я знаю, что когда не будет меня, моя дочка будет точно так же тосковать, ей будет точно так же меня не хватать. Но как ей это объяснить сейчас? Она так редко приезжает!”

“Родила я Сашеньку и в два месяца отдала в ясли. Потом – детский сад, школа с продленкой… Летом – пионерский лагерь. Однажды вечером прихожу домой и понимаю – там живет чужой, совершенно мне не знакомый пятнадцатилетний человек”.

Они слишком мало учились.

“Как мало я читала книг! Все дела да дела. Видите, какая у нас огромная библиотека, а большинство этих книг я даже никогда не открывала. Не знаю, что там, под обложками”.

Они не интересовались духовными вопросами и не искали веру.

“Знаете, я всю жизнь верующих людей как-то побаивалась. Особенно всегда боялась, что они тайком от меня научат своей вере моих детей, расскажут им, что Бог есть. Дети-то у меня крещеные, но о Боге я с ними не говорила никогда – сами понимаете, тогда всякое могло быть. А теперь понимаю – у верующих была жизнь, у них было что-то важное, что для меня тогда прошло мимо”.