— То, что ты мне рассказываешь, — майор прислушался к шороху впереди, потом плюнул и убрал пистолет в кожуру, — невероятно. Но в это можно было бы поверить, если бы не то, что они хотят сделать.
— А что они хотят сделать такого, что вас смущает, сэр? — О’Дуайер снова разговаривал с майором почтительно, соблюдая субординацию. Разговаривали они снова по-английски — Вас ведь не смушал в своё время Ирак, теперь не смущает Сирия. Вы ведь не станете утверждать, что американские солдаты имеют моральное право воевать на чужой территории без особых на то причин. — Рядовой немного помолчал и осторожно добавил: — Если, конечно, не считать интересы транснациональных корпораций особыми причинами.
— Иди ты со своей левацкой пропагандой, — ласково ответил майор и выругался по-ирландски.
— Я-то иду, — миролюбиво заметил О’Дуайер. — А вот вы, сэр, ответьте мне: почему вы против их предложения? Ребята согласились…
— Сами? — язвительно спросил майор?
— Вы не понимаете, от чего отказываетесь, — миролюбиво продолжал рядовой, уверенно шагая чуть впереди. — Но это не беда: они помогут разобраться, что к чему.
— Знаешь, что такое фашизм, сынок? — мрачно спросил майор.
— Я окончил политехнический колледж, сэр, — ровно ответил солдат, но майор заметил, как покраснел уши запрограммированного бойца.
— Будем считать, что ты ответил «да», — продолжил майор. — Так вот, я тебе рассказу, что такое фашизм, поскольку в твоём гребучем колледже не разбираются в подобных тонкостях. Фашизм — это не концлагеря и опыты над людьми. Это не ревущая восторженный » хайль» толпа запрограммированных придурков. Хотя, конечно, всё это может быть и есть в разной степени внутри фашизма. Но есть то, без чего фашизм не может существовать. Знаешь, что это, рядовой?
О’Дуайер молча шагал впереди.
— Так я тебе скажу. На самом деле фашизм — это когда лезут в душу, потрошат её хорошенько, а затем объявляют: вот это у вас лишнее, этого вовсе быть не должно, а это мы оставим, только немного укоротим, ага? И если тебе хватает смелости возражать, тем более бороться — тебя устраняют. Не обязательно физически, но делают все для того, чтобы ты потерял ценность в своих собственных глазах и в глазах общества. — Майор непечатно выругался, на этот раз по- английски. — Фашизм всех уравнивает до мелочей, чтобы проще было управлять толпой? Даже не толпой и не стадом, а однородной массой. Спросишь, как я дослужился до майора с такими мыслями в голове? Сам удивляюсь.
Вот ты говоришь, они прилетели, чтобы спасти нас. А кто они такие? Что они про нас знают? Что мы двуполые, рожаем в муках и постоянно воюем? А сам они, выходит, все такие правильные, что аж блевать тянет. Спасти хотят, а при этом парализуют волю. Думаешь, я поверю, что группа Уолсона или Раферти могла добровольно пойти на этот их эксперимент? Я знаю ребят не один год. Их трудно заставить поверить в подобный бред — только парализовав волю. Иди вперёд и не оглядывайся, а то пристрелю. Надоел ты мне уже, — вздохнул майор, — ну, да ничего, скоро будем на месте.
… Лагерь свернули совсем недавно, не более часа-двух назад. Либо док по каким-то причинам нарушил приказ про двое суток, либо время рядом с Объектом замедляется — в любом случае ребят и след простыл. Наглец О’Дуайер стоит рядом и печально улыбается; тоже мне, миротворец, парламентёр высшей расы, так его и перетак…
— Слышь, парламентёр! — Майор одним прыжком очутился рядом с рядовым и сбил его на землю подсечкой. Тот без звука свалился на примятую траву, но сразу же встал на ноги, по-прежнему печально улыбаясь. — Помнишь учебку? Марш-бросок на двадцать километров без всякой надежды на снисхождение! Внимание, рядовой! Бегом — марш!!!
О’Дуайер не двигался. Только молча смотрел на своего командира и больше не улыбался. Что-то происходило с ним, с этим ирландским пареньком, не весть каким образом оказавшимся внутри гигантского эксперимента мистических пришельцев. Фигура его вдруг стала слегка двоиться, затем покрылась густым туманом и медленно растаяла в воздухе. Майор не стал стрелять, понимая, что это, скорее всего, бесполезно. Он вдруг испытал огромное облегчение: наконец-то всё закончилось. Первая группа отряда армейского спецназа в полном составе перешла на сторону противника. Условного противника, поправил себя майор. Стоп, почему условного? Люди пропадают и возвращаются зомбированные — по-настоящему. Погодой вертят как хотят, подступиться к ним нет никакой возможности. Да они как минимум владеют психотропным оружием! Тут стандартным отчётом не обойтись, тут либо новая секретная операция, либо трибунал. Есть, правда, третий вариант…
