Битва за Москву — одна из самых масштабных по количеству участвовавших войск и по понесённым потерям битв Великой Отечественной войны. В одном только оборонительном этапе Московской битвы советские войска понесли огромные потери: 514 338 человек. Полмиллиона жизней… Нельзя забывать о тех, кому мы обязаны наступлением каждого Нового года. Кто сражался под бой кремлёвских курантов, знаменующих новый 1942 год. Кто в ходе подмосковных сражений нанёс первое крупное поражение немецкой армии. Кто ценой своей жизни создал условия для перехода в общее наступление. Красная Армия вырвала у врага инициативу, а главное — развеяла миф о его непобедимости.
Сверкающие, совершенные по своей природе, снежинки, словно маленькие звезды, нехотя слетают с неба. Мягким драгоценным ковром стелятся под ноги. Едва светят старые фонари, помнящие еще романтические прогулки наших мам, озорно сбежавших на свидание в ночь. Люди, выключив свет в квартирах, общаются полушепотом. Утопия.
А ведь вдумайтесь: снег шёл и тогда. Он был всё таким же кристально белым и так же вкусно хрустел под ногами. Под ногами, обутыми в жесткие, натирающие до кровавых мозолей, кирзовые сапоги.
Красное на белом. Алое на серебряном. Прекрасное сочетание, достойное самых лучших картин. Розы в снегу. Однако края у лепестков рваные, будто вылепленные истерически дрожащими руками. А рядом поблескивает что-то. Отыскать блестящее в искристом — трудно, но можно. Отблеск этот жесток. Любому, кто увидит, вовек его не забыть. Да, так и есть, пуля. Ледяные беспощадные куски свинца, унесшие многие жизни, безразлично сверкают в снегу, словно кусочки льда, в которых отражается небо.
А они всё шли вперед. По этому яркому белому снегу. Ногами в жёстких кирзачах вгрызаясь в корку глупой искрящейся наледи. Ползли, перетаскивая героические остатки того, что когда-то называлось телом. А снег всё валил и валил, саваном накрывая розы.
Наутро их уже не найдут, эти тревожные цветы.
Я иду по заснеженной Москве. Снежинки нехотя падают мне на плечи, а под ногами снежное месиво.
Слышу детей. Крик их пронзителен, но эта пронзительность — от радости.
Мы все лепили снеговиков в детстве, помните? Руки потеют в варежках, которые непременно хочется снять, но мама начнет ругаться. А ведь они мешают, так мешают лепить! Хочется ощущать снег руками… От него, такого колючего и пахнущего свежестью, краснеют пальцы, болят, их так колет изнутри! Словно тысячи мелких иголок разом колят кожу. Но только с теплом наших рук снеговик получится лучше. Так думали мы.
Это было очень много лет назад. А когда все началось, мне было 30, и дети уже называли меня «тётей». Странное слово, накладывающее нестираемый штамп старости. А ведь я хотела бы присоединиться к ним, играть и не думать ни о чем. Смеяться, бросаться во вредного Ваньку из третьего подъезда наскоро слепленным снежком и снова — хохотать, хохотать, хохотать. Не думать ни о какой боли, творившейся вокруг. А сейчас… Как бежит время, надо же. Но сколько бы его ни прошло, дети всё так же лепят снеговиков…
