Занавес откроется через пару минут. Меня пробирает невольная дрожь — снова придется выходить к многотысячному зрительному залу. Впрочем, это занятие для меня вполне привычно, я достаточно давно тащу эту ношу.
Тяжелый грим плотно ощущается на коже: мне нарисовали глубокие морщины, заполненные пылью сотен дорог, увели вниз до предела один уголок губ, а другой лихо вычертили наверх. Таким образом, лицо мое заметнее искривляется в почти издевательской усмешке.
Аплодируйте громче, сильнее, ведь занавес уже почти открыт! Смотрите внимательнее — я иду! Вы будете сегодня оплакивать мое горе, осмеивать мою неуклюжесть, сжимать сердце тисками, видя мои мучения. Что же, господа, следите за каждым моим словом, ловите каждый мой вздох. Сегодня я для вас и ради вас. До того момента, когда не упадет последняя случайно выроненная фраза, которая проткнет вашу душу раскаленным железом. И я уйду.
Грим будто приклеился к коже, до последнего не хочет покидать меня. Но я рождаюсь с каждым упрямым движением. Губы успокаиваются и приобретают почти вдохновленное выражение — язвительная усмешка осталась на салфетке. Глубокие морщины уступили место гладкой коже. Тяжелый взгляд сменяется усталым добродушным прищуром. Я такой, какой есть. Но никто никогда не увидит этого, потому что…
…занавес откроется через…
***
Красные пески замели последние следы. Последнее замерзшее море будто бы взмахнуло на прощание волной. Последнее солнце подарило лирично-грустные лучи последнему цветку. Теперь только ты видишь меня, мне незачем более притворяться. Нас осталось двое…
