В окно не пробивались ни утренние лучи, ни первые отголоски солнечного дня, но и темно уже не было. Небо, по-летнему тяжелое в ожидании то ли дождя, то ли сильного зноя, было затянуто грузной пленкой фиолетово-синих облаков. С трудом сообразив, который час, я принял первые потуги к пробуждению. От чего я проснулся? Обстановка, подключая весь свой антураж, располагала к обратному. Обычно ответственным за мое пробуждение является машинист, что начинает своей день на железной дороге в 5 часов утра, посылая утренний «салют» всем жителям соседних домов. С годами ко всему привыкаешь, к стуку железа о железо, к писклявому звуку шныряющих друг за дружкой машин, к пьяным выяснениями личных отношений, которые ритуально проводятся после полуночи на детской площадке, куда как раз и выходят мои окна. Бодрый, старый дядька, создающий гул в кабине поезда – меньшее из зол.
Вставать сегодня было очень нелегко, хоть и мешающих сну факторов не наблюдалось, но и спать больше не хотелось, другое дело праздно валяться в сладкой неге безделья посреди недели. Какой-то знакомый приторно сладкий запах, не свойственный моей квартире, обволакивал нас с одеялом и ощутимо притягивал к матрацу. Так в моем детстве пах цветок, что расползается длинными уродливыми лианами по окну, а когда приходит время, в соцветиях открываются маленькие розовые зонтики, наполненные густым нектаром, распространяющие на все пространство свой слащавый запах.
Растянувшись на диване, одним резким движением собрал волю в кулак и привел свое вытянутое я в вертикальное положение. Сигналы нейронов с утра плохо распределяются по всей длине и возникает несогласованность в координации движений. Путь до ванной комнаты не прошел бесследно для плеча и мизинца на ноге.
Включаю воду. Нет воды. Недавно же смотрел расписание отключений, раньше июля было велено не ждать. Утренняя обида сильнее дневной и опасней вечерней, да еще эта незащищенность от русской рулетки коммунальных служб. Вот гады, зачем тогда все эти сайты? Государственные услуги? Объявления на двери подъезда зачем нужны тогда? Мысленно назвав себя Зинаидой Захаровной, я стал крутить холодный вентиль крана. Но почему холодной то нет. Чинят трубы. В будний день, утром, я обожаю свой район. Утро у Зинаиды явно не задавалось.
В фильтре были остатки воды, я почистил зубы, помыл глаза (на большее воды не хватило) и приступил к процедуре одевания.
Дверь удалось закрыть не с первой попытки, но и не с пятой. Бессмысленно тыкая ключем мимо замка, я будто впал в легкий транс, из которого меня вывело случайное попадание в цель.
Непроснувшийся окончательно, недоделанный, недомытый, обиженный на ЖКХ, но с кристально-чистыми глазами, я ожидаю лифт.
Двери распахнулись неожиданно. Странно как-то, то ли сон возвратился с помрачнением сознания, то ли лифт буквально скользил, никакого привычного скрежета приближающейся металлической конструкции и в помине не было, он приехал абсолютно бесшумно. Впервые за утро я обратил внимание на всепоглощающую тишину. Кнопка первого этажа горит зеленым, лифт бесшумно тронулся.
Вдруг сильный толчок, перехватило дыхание, направление движения устремилось вверх, руки впились в противоположные стороны железной коробки. Быстро, резко, ноги на секунду оторвались от пола. Двери так же неожиданно открылись, со звуком распахивающихся глаз, и я оказался на двенадцатом этаже. С трудом отодрав руку от стены, я выдохнул. Ну вышла техническая ошибочка, теперь пиликать двенадцать этажей вниз? Проклиная монтажников и лифтеров, не стал выходить, снова нажал на кнопку. Теперь точно едет вниз. Секунды четыре и двери вновь открыты – седьмой этаж. Этот гребанный лифт сломался, второй с марта не работает вовсе. В доме нет воды. Нет ее, живительной, даже чтоб чайничек малюсенький наполнить. Гнев налил пунцовым цветом мои щеки. Иду пешком! Прекрасное утро, залог прекрасного дня. Зато проснулся окончательно и максимально взбодрился.
Выйдя из лифта, устремился к лестнице, широкими шагами, проскакивая по несколько ступенек, я неуклонно приближался к первому этажу. Спустя этажа четыре, краем глаза захватив пространство меж дверей лифтов. Тут остановился я и вкопался в землю — на стене висит табличка с цифрой девять. Я взглянул через несколько пролетов вниз. Это явно не второй.
В этот момент время полетело с удвоенной скоростью, будто в самое темя мне попал дротик с обжигающей субстанцией. Ни о каком ступоре больше речи не шло, стены начали давить со всех четырех сторон, оставалось одно – бежать скорее, первобытному страху первобытный инстинкт. Что же это такое, что со мной, что с моим подъездом. Ни одной мысли в голове, только пульс в самом горле, будто на месте кадыка мое сердце, а холодный пот тонкой струйкой смывает все следы водных процедур. Я бегу дальше, я бегу, что есть сил, стараясь не смотреть на обозначения этажей. Если постоянно спускаться вниз, рано или поздно ты окажешься на третьем, а потом и на первом этаже. Спертый, сладкий воздух не дает легким наполниться в полной мере, бежать тяжело, ноги тяжелые, голова словно не моя.
Я остановился, когда почувствовал резкую боль под правым нижним ребром, щурясь, посмотрел на номер. Одиннадцать. Захотелось буквально взмыть, вперед, назад, вниз, наверх или прямо лбом в стену, лишь бы скорее оказаться на улице. Пробегая мимо очередного пролета, пробежала мысль кинуться туда.
Выбраться, взять себя в руки. Четвертый, шестой, десятый, снова третий, одиннадцатый, одиннадцатый, восьмой. Возвратиться в компании нескольких людей, которые увидели бы то же самое, что видел я! Это необходимо. Тогда никаких самоубийств. Я почувствовал себя маленьким мальчиком, который потерялся в огромном новом мире. А весь «огромный» мир умещался в двенадцатиэтажный дом. Жар от лица резали редкие слезы.
Стук обуви о ступеньки лестницы возможно длился еще порядка пятнадцати минут. Только стука я не слышал.
Когда я сел на перила, чтоб передохнуть, в голову пришла гениальная идея – звонить в квартиры! Конечно же! Тут же бросился к звонкам, долбил по ним. Ни единого звука — ни звонок, ни движения за дверью, ни от нажатия на кнопку. Все было пусто, все было глухо, словно в вакууме.
Огромный, двухметровый мужик, сложился на ступеньках в позу плачущей Аленушки и в неистовом порыве трогает свои руки, ноги, небритые щеки, чтоб доказать себе нереальность происходящего. Внутренняя дезориентация, страх от невозможности понять и справиться с ситуацией, анемия конечностей. Маленькими иголочками входило что-то извне в мои пальцы, шею и груди. Голова разрывается от несогласованных друг с другом ударов пульса.
Успокоившись, я посмотрел на табличку с номером этажа. Пятый. Мой этаж. Я сорвался с места и сломя голову побежал к двери, открыл ее и в чем был одет, нырнул под одеяло. Меня трясло, я не мог успокоится. Этого не могло быть в принципе, все будто сместилось в реальном положении вещей, как на той картине с тысячей лестниц.
Я позвонил на работу. Гудков не было, пока начальница не взяла трубку и, не дослушав меня до конца, холодным голосом ни сказала – Вам нужно отдохнуть.
Заснул нескоро, но очень крепко. Проснувшись, не сразу понял который час, в комнате было темно. Дышалось легко и свободно. Вдалеке послышался звук приближающейся машины, все снова стало на свои места.
Сейчас я делаю исключение, а так, пока ссадина на плече и синий ноготь на левой ноге не пройдут, я буду стараться всеми силами не вспоминать этот странный, страшный сон.
