Простым немецким гражданам увидеть в советских солдатах людей было не менее трудно, чем тем — отрешиться от ненависти. Четыре года германский Рейх вел войну с омерзительными недочеловеками, ведомыми опьяненными кровью большевиками; образ врага был слишком привычен, чтобы сразу отказаться от него.
Жертвы пропаганды
«Уже прошло полдня, как пришли русские, а я еще жива». Эта фраза, с нескрываемым изумлением произнесенная немецкой старухой, была квинтэссенцией немецких страхов. Пропагандисты доктора Геббельса добились серьезных успехов: прихода русских население боялось порою даже больше, чем смерти.
Офицеры вермахта и полиции, знавшие достаточно о преступлениях, совершенных нацистами на Востоке, стрелялись сами и убивали свои семьи. В воспоминаниях советских солдат есть масса свидетельств о подобных трагедиях. «Мы забежали в дом. Это оказался почтамт. Там мужик пожилой лет 60 с лишним, в форме почтальона. «Что здесь такое?» Пока разговаривали, слышу выстрелы в доме, внутри в дальнем углу… Оказывается, поселился в почтамте со своей семьей немец, офицер-полицейский. Мы туда с автоматами. Дверь открыли, ворвались, смотрим, немец в кресле сидит, раскинул руки, кровь из виска. А на кровати женщина и два ребенка, он их застрелил, сам сел в кресло и застрелился, тут мы нагрянули. Пистолет рядом валяется».
На войне быстро привыкали к смерти; однако к смерти невинных детишек привыкнуть нельзя. И советские солдаты делали все возможное, чтобы предотвратить подобные трагедии.
Шок
Страшные русские солдаты улыбались точь-в-точь как настоящие люди; они даже знали немецких композиторов — кто бы мог подумать, что такое возможно! История, словно сошедшая с пропагандистского плаката, но совершенно подлинная: в только-только освобожденной Вене остановившиеся на привал советские солдаты увидели в одном из домов пианино. «Неравнодушный к музыке, я предложил своему сержанту, Анатолию Шацу, пианисту по профессии, испытать на инструменте, не разучился ли он играть, — вспоминал Борис Гаврилов. — Перебрав нежно клавиши, он вдруг без разминки в сильном темпе начал играть. Солдаты примолкли. Это было давно забытое мирное время, которое лишь изредка напоминало о себе во снах. Из окрестных домов стали подходить местные жители. Вальс за вальсом — это был Штраус! — притягивали людей, открывая души для улыбок, для жизни. Улыбались солдаты, улыбались венцы…».
Реальность быстро разрушала созданные нацистской пропагандой стереотипы — и как только жители Рейха начинали осознавать, что их жизни ничего не угрожает, они возвращались в свои дома. Когда красноармейцы утром 2 января заняли село Ильнау, то нашли в нем лишь двух стариков и старуху; на следующий день к вечеру в селе уже было больше 200 человек. В местечке Клестерфельд к приходу советских войск осталось 10 человек; к вечеру из леса вернулось 2638 человек. На следующий день в городе начала налаживаться мирная жизнь. Местные жители с удивлением говорили друг другу: «Русские не только не делают нам зла, но и заботятся о том, чтобы мы не голодали».
Когда в сорок первом германские солдаты входили в советские города, в них вскоре начинался голод: продовольствие использовалось для нужд вермахта и увозилось в Рейх, а горожане переходили на подножный корм. В сорок пятом все было с точностью до наоборот: как только в занятых советскими городах начинала функционировать оккупационная администрация, местные жители начинали получать продовольственные пайки — причем даже большие, чем выдавали прежде.
Изумление, которое испытали осознавшие этот факт немцы, ясно звучит в словах жительницы Берлина Элизабет Шмеер: «Нам говорили нацисты, что если придут сюда русские, то они не будут нас «обливать розовым маслом». Получилось совершенно иначе: побежденному народу, армия которого так много причинила несчастий России, победители дают продовольствия больше, чем нам давало прежнее правительство. Нам это трудно понять. На такой гуманизм, видимо, способны только русские».
Действия советских оккупационных властей, разумеется, были обусловлены не только гуманизмом, но и прагматическими соображениями. Однако то, что красноармейцы по собственной воле делились едой с местными жителями, никакой прагматичностью объяснить нельзя; это было движение души.
Два миллиона изнасилованных немок
Сразу по окончании войны, начал активно распространился миф о том, что советские солдаты якобы изнасиловали 2 миллиона немок. Эту цифру первым привёл британский историк Энтони Бивор в своей книге «Падение Берлина».
Случаи изнасилований немок советскими солдатами действительно имели место, и чисто статистически их возникновение было неизбежно, ведь в Германию пришла многомиллионная Советская армия, и странно было бы ожидать высочайшего морального уровня от каждого бойца без исключения. Изнасилования и прочие преступления по отношению к местному населению фиксировались советской военной прокуратурой и строго наказывались.
Ложь о 2 миллионах изнасилованных немок состоит в огромном преувеличении масштаба изнасилований. Данная цифра по сути выдумана, а точнее получена косвенным путем на основе многочисленных искажений, преувеличений и допущений:
1. Бивор нашёл документ из одной клиники в Берлине, по которому отцами 12 из 237 рожденных в 1945 г. и 20 из 567 рожденных в 1946 г. детей, были русские.Запомним эту цифру — 32 младенца.
2. Высчитал, что 12-5% от 237, а 20 — это 3,5% от 567.
3. Берёт 5% от всех рожденных 1945-1946 году и считает, что все 5% детей в Берлине родились в результате изнасилований. Всего за это время родилось 23124 человека, 5% от этой цифры — 1156.
4. Далее он умножает эту цифру на 10, делая допущение, что 90% немок сделали аборт и умножает на 5, делая ещё одно допущение, что в результате изнасилования беременело 20%. Получает 57 810 человек, это приблизительно 10% от 600 тыс. женщин детородного возраста, которые были в Берлине.
5. Далее Бивор берёт немного модернизированную формулу старика Геббельса «все женщины от 8 до 80 лет были подвергнуты многочисленным изнасилованиям». Женщин, не входящих в детородный возраст в Берлине было ещё около 800 000, 10% от этой цифры — 80 000.
6. Сложив 57 810 и 80 000 он получает 137 810 и округляет до 135 000, далее проделывает всё тоже самое с 3,5% и получает 95 000.
7. Потом он экстраполирует это на всю Восточную Германию и получает 2 миллиона изнасилованных немок.
Лихо посчитал? Превратил 32 младенца в 2 миллиона изнасилованных немок. Только, вот незадача: даже согласно его документу «русский/изнасилование» написано только в 5 случаях из 12 и в 4 случаях из 20 соответственно. Таким образом, основой мифа о 2 миллионах изнасилованных немок стали всего 9 немок, факт изнасилования которых указывается в данных берлинской клиники.
Русские солдаты и берлинские велосипеды
Широко распространена фотография, на которой якобы русский солдат якобы отбирает у немки велосипед. На самом деле, фотограф запечатлел непонимание. В оригинальной публикации журнала Life подпись под фотографией гласит: «Между русским солдатом и немкой в Берлине произошло недоразумение из-за велосипеда, который он хотел у неё купить».
Кроме того, специалисты считают, что на фото не русский солдат. Пилотка на нём югославская, скатка надета не так, как это было принято в Советской армии, материал скатки также не советский. Советские скатки изготавливались из первоклассного войлока и не сминались так, как это видно на фотографии.
Еще более тщательный разбор приводит к выводу, что это фото — постановочная фальшивка.
Место установлено — съемки проводятся на границе советской и британской зон оккупации, возле Тиргартен-парка, непосредственно у Бранденбургских ворот, где в это время находился регулировочный пост Красной Армии. При тщательном рассмотрении фото только пять человек из двадцати определяются как «свидетели конфликта», остальные проявляют полнейшее равнодушие или ведут себя абсолютно неадекватно применительно к данной ситуации — от полного игнорирования до улыбок и смеха. Кроме того, на заднем плане присутствует военнослужащий армии США, так же ведущий себя безразлично. Сама фотография вызывает массу вопросов.
Солдат один и безоружен (это «мародер» в оккупированном-то городе!), одет не по размеру, с явным нарушением формы одежды и использованием элементов чужой формы. Мародерствует открыто, в центре города, рядом с постом да еще и на границе с чужим оккупационным сектором, то есть в месте, изначально пользующимся повышенным вниманием. Абсолютно не реагирует на окружающих (американца, фотографа), хотя по всем правилам жанра он уже должен был дать деру. Вместо этого продолжает тянуть за колесо, причем делает это так долго, что его успевают сфотографировать, качество фото почти студийное.
Вывод прост: для дискредитации бывших союзников решено изготовить «фотофакт», подтверждающий «преступления Красной Армии» на оккупированной территории. Только двое проходящих на заднем плане наверняка являются посторонними зрителями. Остальные — актеры и массовка.
Актера, изображающего русского солдата, переодели в элементы различных военных форм, стараясь максимально приблизится к образу «советского воина». Во избежание конфликта с советскими военнослужащими, подлинные элементы формы одежды, как то — погоны, эмблемы и знаки различия, не используют. С этой же целью отказались от использования оружия. Получился безоружный «солдат» в пилотке «балканской» армии, с непонятным плащом или куском брезента вместо скатки и в немецких сапогах. При создании композиции актера развернули так, что бы скрыть от фотокамеры отсутствие кокарды, наград, нагрудных знаков и нашивок; отсутствие погон скрыли имитацией скатки, которую пришлось одеть с нарушением устава, о чем они, вполне вероятно, и не подозревали.
Как было в реальности
Как раз развенчание этих мифов силами самих же немецких граждан говорит само за себя! Жители Германии, в большинстве своем, никогда не воспринимали советских солдат, как нечто страшное, угрожающее их жизням нечто, пришедшее на их землю из самого ада!
Знаменитый немецкий писатель Ханс Вернер Рихтер писал: «Человеческие отношения всегда не просты, в особенности в военное время. И сегодняшнему поколению русских можно без зазрения совести смотреть смотреть в глаза немцев, вспоминая события тех страшных военных лет. Советские солдаты не пролили на германской земле ни капли напрасной, гражданской немецкой крови. Они были спасителями, они были настоящими победителями.»
