Притча об истоках
Пришло время осеннего разлива вод. Сотни потоков устремились в Жёлтую Реку, и она разлилась так широко, что на другом берегу невозможно было отличить лошадь от буйвола. И тогда Дух Реки Хэбо возрадовался, решив, что в нём сошлась красота всего мира. Он поплыл вниз по реке на восток и достиг Северного Океана. Долго смотрел он на восток, но так и не увидел предела водному простору. Повертев в недоумении головой, глядя на раскинувшуюся перед ним ширь, он сказал со вздохом Духу Океана по имени Жо:
— В народе говорят: «Узнал сотую часть Пути и уже мнит, что не имеет себе равных». Это сказано про меня! Мне приходилось слышать, как свысока судили об учёности Конфуция и без почтения отзывались о подвиге Бои, и я не верил этому. Но теперь, видя, сколь вы могучи, я не могу не прийти к воротам вашего дома, иначе мне суждено вовеки быть посмешищем в глазах великих мужей!
— С лягушкой, живущей в колодце, не поговоришь об океане, ведь она привязана к своей дыре, — отвечал Дух Океана Жо. — Летней мошке не объяснишь, что такое лёд, ведь её разумение ограничено сроком её жизни. С учёным, забившимся в угол, не поговоришь о Великом Пути — ведь он скован своим учением. Ты сейчас вышел из своих берегов, увидел великий Океан и понял, как ты ничтожен. Значит, с тобой теперь можно толковать о великой истине.
В мире нет воды большей, чем Океан. Все потоки земли днём и ночью вливаются в него, а он не переполняется. С незапамятных времён через проход Вэйлюй из него выливается вода, а он не мелеет. Ни весной, ни осенью не меняется в нём уровень вод, не ведает он ни потопа, ни засухи. Невозможно даже сосчитать, во сколько раз он больше самых больших рек! И если я сам никогда не находил в этом повода для гордости, то потому лишь, что, объятый Небом и Землёю и питаемый силами Инь и Ян, я в этом огромном мире — всё равно что камешек или кустик на большой горе. Если я столь ничтожен перед лицом мира, как могу я требовать многого для себя? Но перед Небом и Землёй даже целый мир в пределах четырёх морей — всё равно что муравьиная кочка посреди огромного болота. А Срединная страна на этом свете — не более чем рисовое зёрнышко посреди просторного амбара. Мы говорим, что вещей в мире «бесчисленное множество», а человек — лишь одна из них. И перед лицом этого великого разнообразия вещей разве не кажется он всего лишь крохотной волосинкой на теле лошади? Всё то, ради чего передавали друг другу власть Пять Царей, боролись за главенство Три Владыки, чему посвящали свои помыслы человеколюбивые мужи, а мужи ответственные — свои труды, вполне в этом умещается! Бои, отвергнувший эту мелочь, прославился в веках. Конфуций, рассуждавший о ней, прослыл великим учёным. Эти люди считали себя величайшими мужами земли. Но не таков ли и ты сам, посчитавший себя величайшей пучиной мироздания?
— В таком случае должен ли я считать великими Небо и Землю, а малым — кончик волоска? — спросил Хэбо.
— Нет, — ответил Дух Океана Жо. — Тьма вещей неисчерпаема, время не знает остановки, границы вещей непостоянны, начала и концы не установлены раз и навсегда. Вот почему мудрые охватывают взором разом далёкое и близкое и не считают малое ничтожным, а большое — великим. Ибо знание меры вещей само не имеет конца. Эти люди досконально постигли и прошлое, и настоящее, а потому привольно странствуют сердцем в беспредельном просторе. Они не тянутся за недостижимым, ибо знают, что время не останавливается ни на миг. Зная о незыблемом порядке наполнения и опустошения, они не радуются, обретя что-либо, ибо удел наш непостоянен. Они ясно понимают неизменный Путь, а потому не радуются жизни и не горюют о смерти, зная, что начала и концы спутаны и ненадёжны. Прикинь-ка, много ли человек знает? Его знания не сравнятся с тем, что ему неведомо. А время его жизни не сравнится с временем, когда он не живёт. Тот, кто, опираясь на крайне малое, пытается постичь крайне большое, обязательно впадёт в заблуждение и вовеки не сможет удовлетворить свою любознательность. Если вот так смотреть на вещи, откуда мне знать, можно ли считать кончик волоска образцом предельно малого, а Небо и Землю — образцом предельно большого?
— В мире любители рассуждать говорят: «Мельчайшее лишено формы, величайшее нельзя охватить». Это верно?
— Если на великое смотреть, исходя из малого, оно покажется беспредельным. А если на малое смотреть, исходя из великого, оно покажется незаметным. Следовательно, различие между ними не более чем условность: всё зависит от того, с какой стороны посмотреть. Тонкая сторона вещей — это нечто до неприметности малое, а грубая сторона вещей — это необозримо-великое. И тонкое, и грубое присутствуют в каждой форме. Бесформенное же не поддаётся делению, а необъятное нельзя исчерпать счётом. То, о чём можно поведать словами, — это грубая сторона вещей. То, что может быть постигнуто мыслью, — это тонкая сторона вещей. А то, о чём нельзя поведать словами и что не может быть постигнуто мыслью, не относится ни к грубому, ни к тонкому.
Посему великий человек деяниями своими не причиняет вреда людям, но и не выделяется пристрастием к человечности и долгу. Он усердствует не ради выгоды и не презирает обязанности даже ничтожного привратника, к богатству не стремится, но и от дел насущных не бежит; живёт, не пользуясь услугами других, но и не стремится непременно кормить себя сам, а на подлых и алчных не смотрит свысока. Поведением своим он не похож на простых людей, но и не мечтает стоять над ними. Он живёт «как все» и не восстаёт против пустословия и обмана. Все награды и чины мира не вскружат ему голову, все унижения и наказания мира не опозорят его, ибо он знает, что истинное и ложное невозможно отделить друг от друга и невозможно провести границу между великим и малым. Я слышал такие слова: «Человек Пути остаётся безвестным. Человек совершенных свойств ничем не владеет. Великий человек лишён самого себя». Вот высшая истина человеческой судьбы.
— Где же искать грань между ценным и ничтожным, большим и малым — вне вещей или внутри их? — спросил Хэбо.
— Если смотреть на это исходя из Пути, то вещи не ценны и не ничтожны, — ответил Дух Океана Жо. — А если смотреть на это исходя из вещей, то сами себя они считают ценными, а всех прочих ничтожными. Если смотреть не это исходя из обычая, то граница между ценным и ничтожным не зависит от самих вещей. Если смотреть на это исходя из различий между вещами и считать великим лишь то, что кажется великим, тогда среди вещей не окажется ни одной, которая не была бы великой. А если считать малым лишь то, что кажется таковым, тогда среди вещей не окажется ни одной, которая не была бы малой. Если знать, что Небо и Земля — как просяное зёрнышко, а кончик волоска — как высокая гора, тогда станут понятны и различия в величине вещей. Если смотреть на это исходя из заслуг и считать имеющими заслуги лишь тех, кто сам себя таковым считает, тогда в мире не будет вещей, которые не имели бы заслуг. А если не считать имеющими заслуги тех, кого другие не считают заслуженными, тогда в мире не будет вещей, которые имели бы заслуги. Если знать, что восток и запад друг другу противостоят, но не могут быть друг без друга, каждая вещь займёт своё место. Если смотреть на это исходя из наклонностей и считать правильными тех, кто сам их считает таковыми, тогда в мире не будет вещей, наклонности которых были бы неправильны. А если считать неправильными наклонности тех, кого другие считают таковыми, тогда в мире не будет вещей, наклонности которых были бы правильны. Если знать, что и мудрец Яо, и злодей Цзе считали себя правыми, а другого неправым, тогда истоки разных наклонностей проявляются воочию.
В стародавние времена Яо по своей воле уступил престол Шуню, и тот стал великим царём, а Куай уступил престол Чжи, и тот бесславно сгинул. Тан и У оспаривали престол и стали правителями, а Бо-гун оспаривал престол — и погиб. Если судить по этим примерам, соперничество за престол или отказ от него, поведение мудрого Яо или злодея Цзе могут быть подходящими или неподходящими в зависимости от обстоятельств, а потому и значение их изменчиво. Тараном можно пробить крепостную стену, но им нельзя заткнуть брешь — стало быть, у этого орудия есть свой особый способ применения. Скакун Хуалю пробегал за день тысячу ли, но в ловле мышей он, конечно, не сравнился бы с дикой кошкой — стало быть, у этого животного были свои особые способности. Сова ночью поймает даже блоху и увидит кончик волоска, а средь бела дня таращит глаза и не видит даже горы — стало быть, и у неё тоже особые способности. Поэтому сказать: «Почему бы не поступать только по истине и не отвергать неправду, стремиться к порядку и отвергать беспорядок?» — означает не понимать законов Неба и Земли и сущности вещей. Это всё равно что признавать только Небо и отвергать Землю, признавать силу Инь и отвергать силу Ян. Ясно, что так поступать нельзя. А если кто-нибудь всё же продолжает на этом настаивать, он или дурак, или лжец. Древние правители отрекались от престола при разных обстоятельствах, и Три Династии при разных обстоятельствах наследовали друг другу. Того, кто не умел правильно выбрать время и поступал вопреки тогдашним нравам, люди называли узурпатором. А того, кто правильно выбирал время и следовал обычаю, люди называли человеком долга. Молчи, Хэбо! Откуда тебе знать, где врата к славе и где — к позору, где великое, а где — малое?
— Но если так, то что же мне делать, а чего не делать? — спросил Хэбо. — На каком основании могу я что-то принимать или отбрасывать, к чему-то стремиться и от чего-то бежать?
— Если смотреть на вещи исходя из Пути, то окажется, что в мире нет ни ценного, ни ничтожного, а есть только «возвращение к началу». Не ограничивай свои устремления, ведь так ты лишь мешаешь себе идти великим Путём. В мире не бывает «много» или «мало», а есть лишь «взаимное уступление». Будь же величав и грозен, словно владыка царства, не выказывающий пристрастий. Будь благостен, словно божество земли, не ищущее счастья для себя. Будь всеобъятен, как весь белый свет, и нигде не ставь себе пределов. Обними все вещи одинаково — какая же из них заслуживает прежде других твоей благосклонности? Это называется «быть открытым всем пределам». Все вещи в мире уравниваются в Едином — какие же из них хуже, а какие лучше?
У Пути нет ни конца, ни начала,
А все живое рождается и умирает.
Неведомо нам совершенство:
Что нынче пусто, завтра будет полным.
Не даны навеки формы вещам.
Не задержать вереницу лет.
Не остановить времени бег.
Упадок и расцвет, изобилие и скудость:
Приходит конец — и вновь грядёт начало.
Вот слова, раскрывающие смысл великой справедливости мироздания и закон всех вещей. Жизнь всех вещей — словно скачущий конь: ни одного движения без перемен, ни одного мига без изменений. Что нам делать и чего не делать? Оставить всё — и всё само собою свершится!
— Но коли так, то что же ценного в Пути?
— Познавший Путь непременно постиг порядок природы; постигнув порядок природы, он непременно осознает равновесие вещей. А тот, кто осознает равновесие вещей, ничем не навредит себе. Человек совершенных качеств в огне не сгорит и в воде не утонет; ему холод и жара не страшны, его звери и птицы не погубят. Это не значит, что ему все нипочём. Я хочу сказать, что он умеет отличать опасное от безопасного, покоен в счастье и несчастье, осмотрителен в сближении и отдалении, и поэтому ничто в мире не может ему навредить. Сказано ведь: «Небесное — внутри, человеческое — вовне». Полнота жизненных свойств пребывает в Небесном. Тот, кто понимает поступки человека, обретает основу в Небесном и постигает себя:
Идя вперёд и назад, растягиваясь и сжимаясь, Он вернётся к основе и поведает о высшем».
— Но что же такое небесное и что такое человеческое?
— У быков и коней по четыре ноги — это зовётся небесным. Узда на коне и кольцо в носу у быка — это зовётся человеческим. Поэтому говорится: «Не губи небесное человеческим, не губи своим умом собственной судьбы, не губи доброе имя своей алчностью». Строго блюди эти заветы, никогда от них не отступай — и ты, что называется, «возвратишься к подлинному»!»
