19 сентября.
Одна вещь кажется мне неверной.
Мама думает, что Папа слушается её во всем, — это не так. Он всегда готов «надеть черные штаны» и опрокинуть, когда нужно, горшок. Он отлично может любить — и всех обманывать. Он любит решать сразу же. Ему также очень нравится, когда Мама и Гневная думают, что он действует в их выгодах. Только бы они были довольны.
А для него это вздор. Он смеется над ними.
5 декабря.
Папа приказал, чтобы позаботились принять Беннигсена. Этот гр. Беннингсен, очевидно, весьма занят своей судьбой. Говорят, он очень богат. Не думает ли Папа связать его судьбу с судьбой Шуры? Пускай он сам поговорит со мной.
5 марта 1909.
Я очень люблю Маму — так, как не люблю никого другого. Но, признаюсь, она держит меня тем, что я её боюсь. Но то, чтобы я боялась царского гнева (отец меня этим пугает), тут что-то другое. Она заразила меня своим страхом. Она боится чего-то. Боится, но сама не знает, чего, она только что-то чувствует.
О, как она несчастна!
У неё всегда предчувствия и страх.
Она боится я ждет… ждет чего-то ужасного. Она человек довольно злой, вернее — жестокий, но когда она спокойна — бывает очень добра и мягка. Но только с теми, кому она верит; к сожалению, она не верит никому, даже Папе.
Но самая ужасная беда в том, что она очень мстительна. Ни одной обиды она не забыла и не простила, она это всегда говорит.
— Они сразу же сделали меня злой.
Они — это Витте и Гневная.
При дворе не тайна, что Мама и Гневная — два бунтующих лагеря. И каждый из них старается перетянуть Папу на свою сторону. Несчастье этой семьи состоит в том, что Папа все время кидается то к Гневной, то опять к Маме. В действительности же он обманывает и Маму и Гневную. Он смеется над ними. Они им управляют. Толкают его. И он как будто ведет их линию. Но недолго. Он старается сделать по-своему, но от этого всем только хуже. По своей натуре он человек не злой, чувствительный, однако иногда бывает хуже всякого изверга. Дикий и хищный зверь, когда рассердится. В нем живет какое-то непонятное упрямство. Гневную оскорбляет, что им руководят другие. И потому он держится своей линии. Когда Мама начинает что-нибудь ему говорить, он отвечает:
— Я — царь, а царю можно только советовать!
Иногда он начинает издеваться и говорит смеясь:
— Может быть ты и права, но я сделаю так, как хочу.
Вот почему в конце концов все идет вверх ногами. Мама говорит, что Гневная хочет вести свои любовные дела, как Екатерина. С той только разницей, что Катерина никого не пускала дальше своей постели, а у Гневной они роются в письменном столе. Гневная набралась от своего кавказца вольных мыслей и толкает Папу на конституцию. Папа не понимает, что Россия — не Германия, что он — не Вильгельм Германский. Вильгельм управляет конституцией, а когда конституция будет в России — она обернется против Николая, и его прогонят, когда найдут, что довольно. Мама убеждена во всем этом. Но как внушить эти мысли Папе, она не знает. Внушить ему мало: его надо запугать. Когда его пугают, он становится грустным, его охватывает страх. В продолжении нескольких дней он слушается и все исполняет, потом начинает пить и снова все приводит в беспорядок. И тут начинается та неразбериха, от которой все министры теряют голову.
14 мая 09.
Вчера Мама сказала:
— Я люблю русские сказки и русские пословицы. Самая лучшая пословица — это: ночная кукушка денную перекукует.
Это значит — Мама думает, что она победила Гневную. Но мне кажется — это не совсем так.
Иногда получается такая чепуха, происходит столько ненужного зла…
Чтобы уязвить Гневную, Мама убедила Папу разрешить в. к. Павлу иметь детей при себе, а сама смеется:
— Я знаю, что Павлик точно баран, а жена его овца, но если их защищает Гневная — пускай она помучается!…
Мама особенно не любит Витте. Он вообще ей неприятен, и, кроме того, ему покровительствует Гневная. Она ненавидит его уже давно. И вот почему.
Когда бар. Фредерикс спросил его, как он находит Маму (это было еще до свадьбы), он сказал:
— В ней мало мягкости, и характер скрытный… И, кроме того, Дармштадт всегда был гнездом нищих и шарлатанов!
Слова эти были переданы Папе (так думает Мама), и вследствие этого он был так холоден к ней первое время.
Другое большое оскорбление состояло в следующем:
Однажды, уже спустя много времени после свадьбы король Эдуард VII (тогда еще принц Уэльский), дядя Мамы, обидел Папу. Это было так. Принц Уэльский долго беседовал с Витте, который знакомил его с А(лександром) III, А(лександром) II и вообще со всей династией, так что он познакомился со всеми царями. Во время завтрака принц восхищался фигурой и лицом Александра III. Потом взглянул на Папу и сказал:
— Ни одной отцовской черты!… Жалко!
И прибавил:
— Положительно, большое сходство с императором Павлом.
Подобную мысль, по мнению Мамы, могли внушить ему только министры, а главное — Витте, который с самого начала невзлюбил молодого царя. Гневная тоже говорила, что у Ники очень опасные черты характера Романовых, от них только мог он унаследовать угрюмый нрав и скрытность. И, зная эти черты, и она сама, и его министры всегда старались выпытать, что он думает. Конечно, лучше всего это делая Витте, так как он очень умен.
13 октября.
Я записываю все это, потому что мне очень часто кажется, что самые важные дела обделываются здесь как бы случайно. И, главное, все зиждется на том, что каждый устраивается так, как ему больше нравится, и на том, что кто-нибудь ловко надувает. В этом много зла и глупости.
В Ходынке Мама решительно обвиняет Гневную, и в. к. Сергея Александровича. Она говорит:
— Это все устроил этот барбос под давлением Гневной. Тут был умысел на жизнь царя. Хотели восстановить против нас московскую чернь.
И, несмотря на то, что все разуверяют Маму, она настаивает на том, что это так.
— Гневная хотела сразу же подорвать престиж царя. И В(итте) также!… Она ни перед чем не остановится!
Мама хранит записку Власова. Как она ее получила, мне неизвестно. Я думаю, ее тихонько подсунула Милица Черногорская. В этой записке он пишет кн. Волконскому, (это было еще до Ходынки, во время коронации):
«Вдовствующая и молодая рвут меня в разные стороны. Он же — и тут, и там. Но только с канарейкой. Сюда он ее привезти не может. Так вот, дадим; ему… с золотой рыбкой, а там посмотрим!»
Золотой рыбкой тогда называли одну московскую цыганку-гадалку, которая управляла Москвой и безмозглым барбосом Сергеем.
Мама истолковала эту записку в том смысле, что все уже было подготовлено к тому, чтобы обмануть Папу, и что Ходынка была целой организацией.
— Я не верю, чтобы это был недосмотр. За такой недосмотр расстреливают! Тут нечто другое. Нужна была не гора трупов простого народа, а только одна голова!
Этому она верила так же твердо, как и всем своим заключениям.
Когда Муравьев докладывая потом Папе о Ходынке, она ему сказала:
— Теперь, царь, ты будешь знать больше, чем тебе докладывают министры!
26 июня.
В бумагах Мамы была в то время записка Плеве, в которой он писал:
«Если вашему величеству угодно, Вы будете знать, кто главные враги трона и откуда ждать выпадов».
Он имел в виду великих князей А. и Михаила.
— Ходынка, — говорит Мама, — показала мне, что я должна спасти царскую семью. И что мне не на кого надеяться.
Гневная сделает все, чтобы убрать Папу с дороги. Прежде всего её влияние на Папу сказалось в том, что он приблизил к себе великих князей. А она знала, что они могут явиться серьезной опасностью. Что она знала это действительно, видно из того, что, пользуясь при жизни А(лександра) III большим влиянием, она настояла на том, чтобы их держали в страхе и на почтительной расстоянии, а тут их спустили с цепи. Их много и им много надо, особенно их б…. Чтобы урвать кусок пожирнее, всякий гнет по-своему и в свою сторону.
16 октября.
В своей записке Плеве указывает Маме, чего Россия находится в опасности, что атаку на самодержавие ведут не только социалисты, но главным образом великие князья.
«Его Величество Александр III, — пишет Плеве, — …Россию, а великие князья хотят разорвать ее на куски. Опасность раздела идет от них. Они не только рвут ее на куски, но поговаривают и о чем-то худшем, нежели конституция».
19 октября.
Мама уверяет, что под давлением и под руководством Николая Николаевича старшего(?) был разработан план раздела России на округа. На четыре части. Кавказ предполагалось отдать Николаю Николаевичу, Малороссию — М(ихаилу) А(лександровичу), а Сибирь — одному из Константиновичей. Центральную же Россию — Папе. И он должен был это провозгласить. Предлагали гогенцоллернскую систему.
Эту записку Мама получила уже давно, по-видимому, через Рому… (пропуск) всегда старались рассорить всех великих князей. В этой работе принимала участие Гневная.
8 ноября 09.
Вчера провела целый день у Мамы, она третий день не выходит из своей комнаты. Она впервые узнала про Агинушку. Придворные дамы ее не любят: они на одних правах с нянькой; она очень близка к Маме; ее называют «Совой» и «Графиней от корыта».
— Агинушка, — рассказывает Мама, — сказала мне перед отъездом в Москву: «Я вижу на дороге черный крест».
В ночь перед отъездом она дала выпить Папе и Маме голубиной воды. Мама вполне убеждена, что Агинушка может отвратить всякую беду, если ее почувствовать за день. Она спасает Маму от болей, от сонливости, от тоски. Голубиную воду она приготовляет сама. Приносит святой воды, (воды) на колодца и прибавляет голубиной крови. Эту воду она дает пить Папе и Маме и кропит ею их постель.
6-е.
Из чудес Агинушки я отлично помню пророчество в ночь под Рождество Богородицы. В это время салон Бекеркиной был особенно в ходу. Там орудовали молодой фон-Валь и П. Д. («Дурныш», как называл его Папа.)
Там впервые говорили о плане раздела России на четыре округа. Этот слух очень волновал маму. В это время Гневная вызывала Ламсдорфа. Там говорили, что если Папа не будет слушать Витте и не изменит своих мыслей относительно политики, то будет война с Японией. По этому поводу Мама сказала Папе:
— Лучше какая угодно война, чем революция, или чтобы ты был старшим дворником у великих князей.
Папа согласился с Мамой и сказал, что Плеве, который чрезвычайно предан трону, говорит: «Война даст нам победу, и тем самым мы раздавим всякую революцию — и снизу и сверху».
13-е.
Мы сидели и разговаривали. Вдруг входит Агинушка. Она имела свободный доступ к Маленькому. Она была очень бледна, говорила шопотом и шаталась:
— Я только-что, — сказала она, — только-что видела что-то ужасное про тебя и про цариньку (так она зовет Папу).
— А что же? — спросила мама.
Она была очень испугана.
— Гроза, — говорит она, — гроза… — Слышите — ломает деревья… вырывает с корнем… Птенцы из гнезд падают…
Действительно, в парке гремела гроза, но мы этого раньше не заметили. Мы испугались. Она говорит:
— Нева из берегов выйдет… зальет красной волной… Страшно будет!… Шатается, шатается трон…
Мама вся дрожит.
— Как, — говорит, — опять война?
— Нет… нет… у тебя в доме кровь!
Мама в отчаянии вцепилась в меня:
— Что делать?.. Что? Что?
— Бойся, — говорит она, — седого ближнего и чужого гордого… Сломи их — или они тебя сломят!
Мама полагает, что «седой ближний» — это Н(иколай) Н(иколаевич), а «гордый» — Витте.
18 июля 09.
Когда вчера (приехал) Витте — мама его не приняла. Я не знаю, кто его больше ненавидит, Папа или Мама. Папа говорит:
— Я не выношу его, потому что он восстанавливает против меня интеллигенцию!
Интеллигенцию же Папа не любит и подавно. Он произносит это слово совсем особенно. Когда Папа говорит «интеллигенция», у небо бывает такая физиономия, какая бывала у моего мужа, когда он говорил «сифилис».
Он всегда произносил это слово отчетливо, в голосе его был страх и какая-то особенная брезгливость.
Почему Папа боится интеллигенции? Не понимаю этого!
Непостижимо, отчего оба они так не любят Витте. Теперь, когда он не у дел, это уж совершенно непонятно.
2 декабря.
Когда, бывало, в 190(?) и 1904 году вокруг меня кричали, я уходила: я была спокойна, потому что знала, что как бы Мама и Витте ни старались отвлечь Папу, война все-таки будет, будет. Иначе ему придется еще хуже. Кстати, я заметила, что Папа большой сторонник войны.
Он говорит:
— Война хороша, потому что всех увлекает. Во время войны никто не думает о мятеже, и она все выясняет. Кроме того, она приносит славу и создает имя в династии…
Из книги Анны Вырубовой»Фрейлина Ее величества»
