HistoryTime Собираем истории 24/7

Традиционно считается, что США и Россия ни разу не воевали друг с другом. Однако был в нашей истории эпизод, когда американцы с оружием в руках вторгались на русскую территорию.

Идея военного вторжения в Россию возникла в правящих кругах США еще до победы Октябрьской революции. Буквально накануне Октябрьского вооруженного восстания, 24 октября (6 ноября) 1917 года, посол США в России Дэвид Роуленд Фрэнсис в телеграмме в Вашингтон предлагал отправить в Россию через Владивосток или Швецию несколько дивизий американских войск.

21 февраля 1918 года тот же Фрэнсис, сообщая о положении в Советской России, предлагал немедленно начать военную интервенцию. «Я настаиваю, – писал он, – на необходимости взять под свой контроль Владивосток, а Мурманск и Архангельск передать под контроль Великобритании и Франции...».

Сенатор-республиканец от штата Вашингтон Майлз Пойндекстер, призывая к интервенции, заявлял, что «Россия является просто географическим понятием, и ни чем больше она никогда не будет. Ее сила сплочения, организации и восстановления ушла навсегда. Нация не существует...».

Первыми, опередив американцев, в России высадились англичане: 9 марта, они начали в Мурманске высадку десанта с крейсера «Глори». 14 марта в Мурманск с новым отрядом интервентов прибыл английский крейсер «Кохрэйн», а 18 марта – французский крейсер «Адмирал Об». Американцы присоединились позднее: 27 мая в Мурманский порт вошел американский крейсер «Олимпия», с которого вскоре высадился отряд американской пехоты.

Первыми на российскую землю 4 сентября 1918 года вступили солдаты 339-го пехотного полка. Несмотря на то, что в задачу американских частей входила только охрана военного имущества, ситуация на фронте вынудила командование интервентов бросить военные части США в наступление в районе Вологодской железной дороги и Двины.

Общие потери американского контингента на Севере России составили 110 погибших в бою и 70 человек умерших от холода и болезней. Понесённые потери вынудили американцев эвакуировать свои войска с русского севера, и к 5 августа в Мурманске не осталось ни одного американца.

Однако 10 дней спустя Госдепартамент США официально объявил о разрыве дипломатических отношений с Россией. При этом имелась в виду не Советская Россия и ее большевистское правительство, а Россия вообще. В декларации Госдепа говорилось о прекращении существования России как государства. В тот же день началась высадка американских войск во Владивостоке. Американский экспедиционный корпус в Сибири находился под командованием генерал-майора Грейвса и насчитывал 7950 солдат и офицеров. В Россию были передислоцированы подразделения 27-го и 31-го пехотных полков, а также добровольцы из 13-го, 62-го и 12-го пехотных полков.

Американские войска оказались неподготовленными к суровым условиям Сибири. Широко распространены были проблемы с поставками топлива, боеприпасов и продовольствия. Лошади контингента США привыкли к жизни в умеренном климате и не были в состоянии действовать при минусовых температурах, вода в пулеметах без добавок просто замерзала.

Наиболее примечательным боевым столкновением между русскими и американцами на Дальнем Востоке стал бой у села Романовка, 25 июня 1919 года, вблизи Владивостока, где большевистские части под командованием Якова Тряпицына атаковали американцев и нанесли им потери в 24 человека убитыми.

Последний американский солдат покинул Сибирь 1 апреля 1920 года. За время 19-месячного пребывания в России американцы потеряли на Дальнем Востоке 189 солдат.

В 1943 году, в ходе тихоокеанской кампании американские солдаты боролись с японцами за Алеутские острова. После кровопролитного сражения на Атту, точкой в захвате островов американцами должна была стать высадка на остров с романтическим названием Киска.

100 кораблей, 35000 солдат готовились к операции. 15 августа 8000 из них ворвались на остров и разнесли всё в пух и прах, прочесали тоннели, доблестно продирались сквозь джунгли и поливали остров огнем.

313 американцев с честью погибло от мин и пуль друг друга. Умудрились даже подорвать катер. Возможно, потери были бы больше, если бы на острове был… хотя бы один японец.

За две недели до штурма японцы, понимая, что изолированный остров им не удержать, тихонько, под покровом тумана, за 1 час погрузили 5183 солдата на пару крейсеров и эсминцев, и, минуя грозную блокаду, спокойно вывезли на другой остров.

В ноябре 1942 года в ходе Сталинградской битвы произошёл один из последних случаев боевого применения кавалерии в конном строю!

Участником этого события стал 4-й кавалерийский корпус РККА, сформированный в Средней Азии и до сентября 1942 года несший службу в Иране.

Командовал корпусом генерал-лейтенант Тимофей Тимофеевич Шапкин. В гражданскую войну подъесаул Шапкин воевал на стороне белых и, командуя казачьей сотней, участвовал в рейде Мамонтова по красным тылам.

После поражения Донской армии и завоевания большевиками области Войска Донского, в марте 1920 Шапкин с казаками своей сотни перешёл в Красную армию для участия в Советско-польской войне. За время этой войны он вырос от командира сотни до командира бригады и заслужил два ордена Красного Знамени.

Третий орден Красного знамени Шапкин получил за бои с басмачами. Шапкина, носившего закрученные усы, предки нынешних гастарбайтеров принимали за Будённого, и одно его появление в каком-нибудь кишлаке вызывало панику среди басмачей всей округи. За ликвидацию последней басмаческой банды и пленение организатора басмаческого движения Имбрагим-Бека Шапкин был

4-й кавкорпус должен был участвовать в прорыве румынской обороны южнее Сталинграда.

Первоначально предполагалось, что коноводы, как обычно, отведут лошадей в укрытие, а кавалеристы в пешем строю пойдут в атаку на румынские окопы. Однако артподготовка оказала на румын такое воздействие, что сразу по её окончании румыны вылезли из блиндажей и в панике побежали в тыл. Тогда-то и было решено преследовать бегущих румын в конном строю.

Румын удалось не только догнать, но и обогнать. Две дивизии корпуса – 81-я и 61-я – охватили их справа и слева, и началась настоящая мясорубка – три румынских полка были порублены в полном составе. Потери корпуса были в сравнении с достигнутыми результатами мизерными: 81-я дивизия потеряла 10 человек убитыми и 13 ранеными, 61-я – 17 человек убитыми и 21 ранеными.

Не встречая сопротивления, кавалеристы взяли станцию Абганерово, где были захвачены крупные трофеи: более 100 орудий, склады с продовольствием, горючим и боеприпасами.

После освобождения станции Абганерово передовые части 4-го кавалерийского корпуса Шапкина стремительно развили наступление на крупный населенный пункт Котельниково и станцию с одноименным названием. Когда уже половина Котельниково была занята конницей, фельдмаршал Манштейн, боясь потери этого важного пункта, изыскал дополнительные силы и бросил их в контрнаступление.

Под натиском превосходящих моторизованных сил противника и без поддержки других частей кавалеристы Шапкина вынуждены были отступить. А 81-ая дивизия, шедшая в авангарде, оказалась в окружении. В этой сложной ситуации командир Шапкин самостоятельно принимает рискованное и ответственное решение: силами корпуса освободить свою окруженную дивизию, спасти людей. И это ему удалось.

С наступлением ночи загудела земля под тысячами копыт. Немцы никак не ожидали такой стремительной, мощной атаки. Они и опомниться не успели, как их кольцо окружения было смято и разорвано и дивизия, которую они собирались уничтожить или взять в плен, была выведена из окружения.

Сергей Масленица вырос в Чечне, прошел обе кампании. После армии состоял в славянской общине, придерживался веры наших далеких предков. Погиб 01.09.2010, спасая людей из горящей машины.

Каждый сможет отфильтровать полезное для себя. Здесь собраны только воспоминания, связанные с Чечней. Но это не главное в подборке, стоит обратить внимание именно на систему взглядов, мировоззрение.

Я родился и вырос в Чечне, точнее в станице Шелковской Шелковского района Чечено-Ингушской АССР. С раннего детства пришлось пересекаться с вайнахами. И уже тогда меня поразило, насколько они сильнее нас духом. В детском саду между русскими и вайнахскими детьми постоянно происходили драки, по итогам которых вызывали родителей. Причём с «русской» стороны всегда приходила мамочка, которая начинала выговаривать своему сыночку: «Ну что же ты, Васенька (Коленька, Петенька) дерёшься? Драться нельзя! Это нехорошо!» А с «вайнахской» стороны всегда приходил отец. Он давал сыну подзатыльник, и начинал на него орать: «Как ты, джяляб, посмел проиграть бой вонючему русскому – сыну алкоголика и проститутки?! Чтобы завтра же отлупил его так, чтобы он потом всегда от страха срался!»

В школе редкий день обходился без драк, причём драться мне практически всегда приходилось в меньшинстве. И это при том, что в моём классе на пять вайнахов было пятнадцать славян. И пока я один отмахивался от пятерых, остальные четырнадцать «гордых росичей» в это время внимательно разглядывали свои ботинки.

(В принципе, если Вы пользуетесь общественным транспортом, то подобную картину должны были наблюдать неоднократно: один дебошир к кому-нибудь пристаёт, а полсалона мужиков в этот момент всенепременно начинают интересоваться собственной обувью).

На нас постоянно производилось психологическое давление, постоянно «щупали на слабину». Чуть прогнёшься – всё, конец: опустят так, что уже не поднимешься.

Однажды меня после школы подкараулили вайнахи-старшеклассники. В драке я разбил одному из них голову водопроводной трубой. Остальные прекратили бой и утащили своего подранка. На следующий день в классе ко мне подошли незнакомые вайнахи и забили стрелку, объявив, что будем биться на ножах — насмерть. Я пришёл, а их там человек пятнадцать, и все – взрослые мужики. Думаю – всё, сейчас зарежут. Но они оценили, что я не испугался и пришёл один, поэтому выставили одного бойца. Мне дали нож, а чеченец вышел без оружия. Тогда я тоже свой бросил, и мы рубились голыми руками. По итогам этой драки я попал в больницу с переломами, но когда вышел – меня встретил отец того парня, которому я разбил трубой башку. Он мне сказал: «Я вижу, что ты воин, и не боишься смерти. Будь гостем в моём доме». После этого мы долго с ним беседовали. Он рассказывал мне про адаты (чеченские родовые обычаи), про воспитание, превращающее чеченских мальчиков в бойцов, про то, что мы, русские, оторвались от своих корней, перестали слушать своих стариков, спились, выродились в толпу трусливых баранов и перестали быть народом.

Вот с этого самого момента и началось моё «переобувание» или, если угодно, становление.

Потом настали «весёлые времена». Русских начали резать на улицах средь бела дня. На моих глазах в очереди за хлебом одного русского парня окружили вайнахи, один из которых плюнул на пол и предложил русскому слизать плевок с пола. Когда тот отказался, ему ножом вспороли живот. В параллельный класс прямо во время урока ворвались чеченцы, выбрали трёх самых симпатичных русских старшеклассниц и уволокли с собой. Потом мы узнали, что девчонки были вручены в качестве подарка на день рожденья местному чеченскому авторитету.

А затем стало совсем весело. В станицу пришли боевики и стали зачищать её от русских. По ночам иногда были слышны крики людей, которых насилуют и режут в собственном доме. И им никто не приходил на помощь. Каждый был сам за себя, все тряслись от страха, а некоторые умудрялись подводить под это дело идеологическую базу, мол, «мой дом – моя крепость» (да, уважаемый Родо, эту фразу я услышал именно тогда. Человека, который её произнёс, уже нет в живых – его кишки вайнахи намотали на забор его же собственного дома). Вот так нас, трусливых и глупых, вырезали поодиночке. Десятки тысяч русских были убиты, несколько тысяч попали в рабство и чеченские гаремы, сотни тысяч сбежали из Чечни в одних трусах.

Так вайнахи решили «русский вопрос» в отдельно взятой республике.

И удалось им это только потому, что мы были ничтожествами, полным дерьмом. Мы и сейчас дерьмо, правда уже не такое жидкое – среди дерьма начали попадаться стальные крупинки. И когда эти крупинки собираются вместе – происходят кондопоги. Их пока немного, но вайнахи – молодцы. Настоящие санитары леса. В результате их культурно-просветительской миссии в России русские снова становятся людьми.

Вообще, тем, кто по жизни пересекался с чеченцами, есть за что их ненавидеть.

А военные — действительно не политики. Мне тут одна история вспомнилась. Мою роту подняли для разоружения одного чеченского гадюшника, причём работали "вованы" (спецназ ВВ МВД), а мы только прикрывали. Когда командиру вованов привели старейшин села, он потребовал от них в течение двух часов сдать 24 АК. На что один из старейшин начал "бузить". Он заявил, что в их селе действует законный отряд самообороны, но автоматов им самим не хватает, поэтому федералы обязаны ему немедленно выдать ещё 20 АК. Вованы от такой борзоты слегка стухли, а вот мы не растерялись. Старейшина на глазах у всех получил очередь в хлеборезку, и пока его ноги ещё дёргались, остальные старейшины услышали деликатную просьбу сдать не 24 АК а 100. И не за два часа, а за час. Чечены уложились за сорок минут, сдав ровно 100 автоматов.

А мораль сей истории такова: политика и дипломатия хороши для партнёра, остающегося в неких рамках. Для "партнёра", потерявшего берега, должен быть иной набор инструментов.

Я видел колонны автобусов, к которым из-за смрада нельзя было подойти на сто метров, потому что они были набиты телами зарезанных русских. Я видел женщин, ровненько распиленных вдоль бензопилой, детишек, насаженных на столбы от дорожных знаков, художественно намотанные на забор кишки. Нас, русских, вычистили с собственной земли, как грязь из-под ногтей. И это был 1992 год — до «первой чеченской» оставалось ещё два с половиной года.

Во время первой чеченской были захвачены видеозаписи, как развлекались с русскими женщинами несовершеннолетние вайнахи. Они ставили женщин на четвереньки и метали ножи как в мишень, стараясь попасть во влагалище. Все это снималось на видео и комментировалось.

Я Вам сейчас расскажу одну маленькую историю про «конкурентную борьбу и федералов», в коей принимал непосредственное участие. Весной 1995-го моей разведгруппе было приказано обеспечить безопасность одной… очень хитрой колонны. Причём настолько хитрой, что потери не допускались даже теоретически. И в «помощь» мне передали «местных проводников». Одного взгляда на эту шушеру было достаточно, чтобы понять, что довериться им – положить своих ребят и сорвать выполнение боевой задачи. Пришлось родить для колонны ложный маршрут, причём логичный и очень правдоподобный. И уже этот маршрут слить «союзничкам». Пришлось даже «в гражданке» проехать с ними по этому маршруту, хотя был большой риск попасть в ДГБ ЧРИ – оставалось только надеяться, что боевики вместо синицы в руках (молодого офицеришки) предпочтут дождаться жирного журавля. И двигаясь по маршруту, я запоминал потенциальные места, откуда удобнее всего работать по колонне. А вернувшись – доложил начальству свои предложения: колонну провести по другому маршруту, а все «срисованные» места накрыть артиллерией и авиацией. И по итогам доклада убедился, что мой «гениальный план» был задуман вышестоящими командирами изначально. Основной целью операции была вовсе не проводка колонны-пустышки, а стравливание Исы Мадоева («проводники» были из его банды) с Гелаевым. Меня и мою группу при этом планировалось использовать «втёмную». План пришлось слегка подкорректировать, но в целом всё прошло как задумано – изготовившиеся к атаке на колонну гелаевцы попали под раздачу, а затем долго резались с мадоевцами.

И это был всего лишь 1995 год, ни о какой «имперской политике» не было даже речи. А вот с конца 1999 года эта самая политика стала вполне явной. Это на мой субъективный взгляд.

Ролик снят боевиками в 1999 г во время вторжения группировки Басаева в Дагестан. На пути группировки находился наш блок-пост, личный состав которого, увидев боевиков, обосрался (в прямом смысле этого слова) от страха и сдался в плен. У наших военнослужащих была возможность умереть по-мужски, в бою. Они этого не захотели, и в результате были зарезаны как бараны. И если Вы посмотрели ролик внимательно, то должны были заметить, что руки связаны только у одного, которого зарезали последним. Остальным судьба предоставила ещё один шанс умереть по-людски. Любой из них мог встать и сделать последнее в своей жизни резкое движение – если не вцепиться во врага зубами, то хотя бы принять нож или автоматную очередь на грудь, стОя. Но они, видя, слыша, и чувствуя, что рядом режут их товарища, и зная, что их зарежут тоже, всё равно предпочли баранью смерть.

Это «один в один» ситуация с русскими в Чечне. Там мы вели себя точно так же. И нас точно так же вырезали.

Я, кстати, каждому молодому пополнению в своём взводе, а потом в роте, обязательно показывал трофейные чеченские ролики, причём ещё менее гламурные, чем представленный. Мои бойцы посмотрели и на пытки, и на вспарывание живота, и на отпиливание головы ножовкой. Внимательно посмотрели. После этого ни одному из них и в голову не могло прийти сдаться в плен.

Дальше был страшный, жуткий бой, в котором из моего взвода в 19 человек в живых осталось шестеро. И когда чеченцы прорвались в расположение и дело дошло до гранат, и мы поняли, что нам всем живыми не уйти – я увидел настоящих русских людей. Страха уже не было. Была какая-то весёлая злость, отрешённость от всего. В голове была одна мысль: «"батя" просил не подвести». Раненые сами бинтовались, сами обкалывались промедолом и продолжали бой.

Затем мы с вайнахами сошлись в рукопашной. И они побежали. Это был переломный момент боя за Грозный. Это было противостояние двух характеров – кавказского и русского, и наш оказался твёрже. Именно в тот момент я понял, что мы это можем. Этот твёрдый стержень в нас есть, его нужно только очистить от налипшей грязи. В рукопашной мы взяли пленных. Глядя на нас, они даже не скулили – они выли от ужаса. А потом нам зачитали радиоперехват – по радиосетям боевиков прошёл приказ Дудаева: «разведчиков из 8АК и спецназ ВДВ в плен не брать и не пытать, а сразу добивать и хоронить как воинов». Мы очень гордились этим приказом.

Будь русские мужчинами — никаких войск и не понадобилось бы. Население Чечни к 1990 году составляло примерно 1,3-1,4 млн. человек, из которых русских — 600-700 тысяч. В Грозном — около 470 тысяч жителей, из них русских — не менее 300 тысяч. В исконно казачьих районах — Наурском, Шелковском и Надтеречном — русских было около 70%. Мы на своей собственной земле проиграли противнику, уступающему нам в численности в два-три раза.

А когда вводили войска — спасать было практически уже некого....